Король Шаул - Страница 47

Мальчик огляделся. Напротив него располагались страны Моав и Эдом, он знал, что их жрецы – колдуны. Иногда они собираются в одной из пустынь и дышат все вместе. Тогда воздух из их ртов сжигает ячмень на полях иврим из племён Реувена и Гада – вон там внизу.

За спиной Эльханана находился оазис Эйн-Геди. Вчера мальчик побывал там, потому что отец велел ему выяснить, как ценятся в этом году шерсть и кожи. Заодно мальчик пополнил самой вкусной водой – из водопада оазиса – свою флягу и мех. Вон она его дорога: вверх-вниз по холмам Иудейской пустыни, от ущелья к ущелью. Если знаешь такие дороги, ты и твои овцы всегда останутся в тени. Когда Эльханан смотрит в сторону пустыни, ему начинает казаться, будто на песках прилегли отдохнуть великаны и, беседуя, в задумчивости высыпают из кулаков песок. Наверное, так и образовались холмы в пустыне.

Взгляд мальчика пытается проникнуть дальше – туда, где стоит главный город государства Аммон, где купцы караванов с Царского тракта – вон он внизу за каменистыми холмами – покупают особенно выносливых верблюдов и сколько угодно холодной воды, молодых женщин и обученных для услужения рабов. Женщин и часть рабов они, обычно, продают в следующем оазисе и так продвигаются по Царскому тракту.

Мальчик умылся и развёл костёр.

Вчера, придя в этот край, он сразу отыскал тропинку, по которой звери ходят в сумерках к водопадам Эйн-Геди. Эльханан насобирал веток и прикрыл ими ямы на тропе. Сегодня, поднимаясь на Масаду, он их проверил. К его радости, в одной из ям оказался оранжевый оленёнок с мордочкой, покрытой росой. Видимо, мать сама выбралась наверх, а его, крошечного, с чёрным пятнышком на спине и шишечками на месте будущих рогов, вытащить не смогла. Новым ножом Эльханан перерезал оленёнку горло, по всем правилам выпустил кровь, выпотрошил его и снял шкурку, а потом положил тушку на сухие ветки для костра и понёс наверх. Часть мяса он запечёт, чтобы съесть сейчас, а остальное, завернув в траву, захватит на дорогу.

Обогрев у костра босые ноги, Эльханан приготовил себе еду. Кроме мяса оленёнка он почистил и посолил чеснок и дикий салат, положил всё в лепёшку и стал неспеша есть, запивая водой из глиняной фляги и рассматривая пространство, окружающее Масаду. В прозрачном воздухе видны были даже огни арамейских городов на севере, а если оглянуться назад, взгляд отыскивал лазурную ниточку – море. Направо шли пустыни до великой египетской реки. Те, кому доводилось спуститься со стадом в Египет, говорили, что если поднять руку, то,глядя на вену под кожей и малые жилочки у ладони, можно представить себе и реку, и как она вливается в море.

Закончив еду, мальчик бросил в костёр десятую долю, отложенную от мяса и овощей, и отлил на камни немного воды.

Сытый и отогревшийся у огня, он пришёл в весёлое настроение, достал из пояса календарь – глиняную пластинку с тридцатью отверстиями и проверил, в какую дырочку вставлена палочка. Так он узнал, что сегодня первый день Второго месяца – вот почему ещё холодно, и задерживается солнце. Мальчик поглядел на оплывы тёмно-лиловых вершин напротив, в Моаве и понял, что есть ещё время набрать травы для ягнят и налить им воды, пока те проснутся в пещере. Вход туда Эльханан ещё с вечера завалил ветками от пустынных медведей – небольших, но свирепых хищников с длинными красными космами шерсти вокруг морд.

Мальчик спустился ниже, собрал сухие шары колючек и вернулся. Огонь сейчас ему нужен был, чтобы треск веток и сухой травы в пламени хоть немного отогнал страх от бездонности тишины вокруг. Эльханан сел на тёплую землю близ костра и посмотрел наверх. Там, совсем близко от него покачивались звезды. Эльханан зажмурился и понюхал воздух: горький ветер из Моава, струя ласкового ветра из Эйн-Геди и снова горький воздух, будто над мальчиком прошёл кочевник-эдомец и провёл по лицу полой халата.

Передвинув палочку в календаре, Эльханан убрал его в пояс. Такой же календарь с его именем висит в доме Ишая. Только дырочек там не тридцать, а сто двадцать. Хотя ещё никто в роду судьи Бааза не доживал до ста двадцати лет, но таков предел, положенный людям Господом. В том календаре отец передвигает палочку раз в году, на день рождения Эльханана. Сейчас она в двенадцатой дырочке, значит, ему только в следующем году, после бар-мицвы разрешат носить настоящее оружие.

А внизу – огни. Там живут люди, там города кнаанеев, деревья и горы, на которых они приносят жертвы. И селения иврим со своими жертвенниками, откуда тоже долетает запах жареного мяса, потому что известно, что только так можно передать на небо благодарность человека от каждой добычи: превратить в дым то, что причитается Богу.

Опять посеялся дождь, загасив маленький костёр. Но тут же явилось ожидаемое солнце, и над Масадой просияло нежное семицветье.

– Радуга! – шептал мальчик, вскочив на ноги. Он знал что так, радугой, Бог напоминает о вечном завете между Ним и всякой душой живою на земле. – Радуга!

Эльханан оглядел землю с вершины Масады, и благодарная хвала Богу за дарованную жизнь, за это утро и за то, что Он одарил иврим землёю, где каждый камешек говорит с Небом, – переполнила мальчика и прорвалась впервые произнесённой песней: «Храни меня, Боже, ибо на Тебя уповаю!»

Заблеяли ягнята, проснувшиеся в пещере, где мальчик ночевал, прижавшись к ним, чтобы согреться. Бегом Эльханан спускается вниз, разгребает ветки у входа в пещеру, кормит и поит своих ягнят и, взвалив по одному на каждое плечо, отправляется на север, к своему селению Бет-Лехем.

Глава 13

Впервые после ссоры с королём Шмуэль посетил его в Гив’е, когда тот сидел «шиву» – семидневный траур по умершему отцу. Никакого разговора не было, только обмен приветствиями, сочувствие и утешение, но присутствующие в комнате заметили, что Шаул остался благодарен судье и пророку за эту встречу. Второй раз и опять ненадолго хмурый осёл привёз Шмуэля в Гив’у на тридцатый день после похорон Киша – другой священный для иврим день поминовения. Попрощались тепло, Шмуэль торопился, его ждали на брит-мила сына кузнеца. Обещал заехать на обратном пути в стан Шаула в горах Эфраима.