Король Шаул - Страница 44

Шаул вместе со всеми вглядывался в ночную темень и тоже не мог ничего понять. Оруженосец Итай подбежал к нему с поясом, на котором раскачивались ножны с мечом, а другой оруженосец закрепил под затылком у короля застёжки бронзового шлема. Окончательно сосредоточился Шаул, когда почувствовал в руке привычную тяжесть боевого биньяминитского топора.

К королю подбежал запыхавшийся вестовой из дозора – он сидел в кустах возле самого филистимского лагеря.

– Господь лишил их рассудка! – прокричал вестовой. – Они подняли мечи друг на друга – смятение великое! <...>

Увидели стражи Шауловы, что полчище разбито и бежит в разные стороны.

Успокоясь, вестовой стал рассказывать, глотая воду из поднесённого меха.

– У входа в лагерь идёт рубка охраны с карателями, рвущимися к своим палаткам. Охрана пытается их задержать, но подбегают всё новые каратели и напирают на передних.

– Кто же по-твоему их гонит? – недоверчиво спросил Авнер бен-Нер.

– Разглядеть мы не смогли, кажется, вся армия Йонатана с утёса Снэ пошла в атаку. Но, может, в темноте так показалось.

– Пора и нам туда, – глядя на зарево, разгоравшееся в лагере врага, сказал командующий.

– Пора, – Шаул положил правую руку на меч. В левой он держал бронзовый топор. – По-ра!

– За Шаула и Шмуэля! – хрипло закричал Авнер бен-Нер и поднёс ко рту рог.

В холодном воздухе громко и резко прозвучал шофар – сигнал к атаке.

– За Шаула и Шмуэля! – орали воины, несясь вниз к филистимскому лагерю. На бегу они размахивали копьями и мечами, спотыкались, падали, вскакивали и догоняли своих.

Стража ивримского стана едва успела раскидать завал из земли и камней на входе в Гилгал и сама присоединилась к бегущей толпе. Впервые впереди атакующих раскачивался на древке королевский флаг, изготовленный молодыми оруженосцами.

Шаул нёсся вместе со всеми, рубил, крушил, вращал над головой тяжёлым топором, иногда замечая, как рядом с ним оруженосец вскидывает и опускает щит, прикрывая своего короля от пущенной из темноты стрелы или дротика.

Внутри филистимского лагеря было светло и жарко от пылающих палаток и повозок. Сражаясь с выскакивающими отовсюду врагами, король старался видеть, как идёт весь бой, и ликовал, оттого что натиск ивримской армии, уже смявшей охрану лагеря у входных ворот, нарастает. Вдруг он заметил, как под натиском тяжёлой пехоты из Ашдода пятится к земляному валу отряд биньяминитов. У самого вала они побросали щиты и, зажав в обеих руках мечи, орудовали ими, обороняясь от наседавших филистимлян. Шаул налетел сзади на ашдодцев, вращая над головой топором и ухая. При каждом его взмахе несколько филистимлян по обе стороны от короля оказывались на земле с окровавленными головами.

– Хорошо дерётесь, земляки! – прокричал Шаул и, видя, что враги здесь смяты и обращены в бегство, понёсся к другой группе сражающихся. Авнер бен-Нер и оруженосцы ринулись за ним. Вдруг Шаул спохватился: кому же я помог? Баане, Рехаваму? Ведь это же сыновья того самого Римона из рода Берота, о котором сказали, что он перешёл на сторону филистимлян! А теперь, значит, семья вернулась? И неплохо дерётся.

Битва внутри лагеря подходила к концу. Филистимляне бежали во все стороны, одни к воротам, другие карабкались на земляной вал – только бы выбраться из огня. Иврим преследовали врага. В лагере оставалось только человек сто во главе с самим королём Шаулом, остальные гнались за врагом по Аялонской дороге.

Стан горел. Огонь добрался до филистимского жертвенника, и по камням потёк горящий жир. Отовсюду поднимался к небу дым, и солдаты, сражаясь, свободной рукой прикрывали глаза.

– Пит-так! – раздался рёв короля Шаула, и все замерли на месте.

Остановился и высокий человек в середине лагеря.

Длинные седые волосы выбились у него из-под шлема с железным гребнем. Змей был отчеканен на его нагруднике, на щите распласталась свирепая физиономия бога Дагона. В руке Питтак держал железный дротик, летел он недалеко, зато, попав, пробивал тело насквозь. Питтак не участвовал в сражении. Стоя в окружении своих телохранителей, он дротиком указывал, куда следует направить силы. Серен Питтак был спокоен и уверен: и такие бунты довелось ему прекращать в бесчисленных военных лагерях в его жизни, и в таком положении добиваться перелома, а потом и победы.

Вдруг все расступились, и против Питтака оказался гигант с белоснежными волосами, того же возраста, что и филистимлянин. Похоже было, что в азарте боя туземец сошёл с ума: он шёл навстречу серену и кричал: «Питтак!»

Может, это и есть их король! – обрадовался филистимский военачальник. Почти не замахиваясь, он швырнул дротик в туземца, но тот увернулся, и дротик, пролетев мимо, врезался в спину какого-то солдата, не то иври, не то филистимлянина, и тот теперь корчился на земле, захлёбываясь кровью. Питтак смотрел только на приближающегося туземца. Теперь в руке у филистимского военачальника был длинный железный меч, а на всём побережье ни один воин не умел так рубиться на мечах, как серен Питтак. Он проделал в воздухе перед собой такую цепочку молниеносных движений мечом, что замершим на месте солдатам обеих армий показалось, будто тело Питтака обернулось в железо. Эти приёмы вызвали восхищение даже у Авнера бен-Нера. Никогда иврим не видели ничего подобного. Да и что за военный опыт был у них и у их короля! Вот у Питтака...

И только на одного человека меч в руке филистимлянина не произвёл, казалось, никакого впечатления. Король иврим продолжал приближаться, прикидывая, куда лучше ударить Питтака. Наклонясь и согнув колени, оба медленно пошли по кругу. Пламя, мечущееся над жертвенником, отражалось в их доспехах, освещало тёмные от летящей копоти лица и пряди седых волос. Ни Шаул, ни Питак не кричали, как это было принято во время боя, не угрожали друг другу; каждый шёл по кругу, выбирая момент для удара. Никто из находящихся поблизости, даже оруженосцы, не смел им помогать, понимая, что эти двое не простят вмешательства в их поединок. Для Шаула существовал сейчас только один филистимлянин, а для Питтака – только один туземец.