Король Шаул - Страница 34

Глава 4

Фихолу, филистимскому наместнику, направленному из Гата в Гив’у, посоветовали взять в проводники богатого кнаанея по имени Элдаа – тот как раз направлялся к Солёному морю по торговым делам. Элдаа был хивви из Гив’она, снабжавший филистимские города дровами. Он знал в Кнаане каждую тропку, говорил на всех языках – одним словом, лучшего проводника Фихолу нечего было желать.

Едва рассвело, отряд верхом на мулах выехал на Морской тракт, проходивший недалеко от Гата. Фихол намеревался доехать до дороги, ведущей в Моав, заглянуть в Михмас и оттуда свернуть на Гив’у. Такой путь предложил проводник, и Фихол согласился. «Хорошо бы ещё проехать на восток, где скалы обрываются прямо в Солёное море. Там над морем есть плато, откуда видны Аммон и Моав», – уверял Элдаа, но Фихолу не терпелось поскорее добраться до своего лагеря в Гив’е.

Элдаа рассказал новому наместнику, будто иврим завели себе царя. Фихол засмеялся и не придал этому сообщению никакого значения. Он с любопытством разглядывал край, по которому проходила дорога, и не обращал внимания на болтовню туземца. Днём отряд останавливался в попутных селениях, отдыхал, а к вечеру двигался дальше. Элдаа считал, что на дорогу уйдёт от двух до двух с половиной суток – зависит от того, в каких местах пожелает задержаться филистимский наместник. При всей сдержанности и даже суровости, Фихол был человеком любознательным, и жизнь туземцев его интересовала. Правда, он никак не мог запомнить, кто такие иврим, и кто такие кнаанеи, тем более, что селения их часто находились по соседству.

Вблизи пересечения Морского тракта с Бет-Хоронской дорогой отряд поднялся на пригорок, чтобы переждать зной в сосновой роще. Перекусывая и отдыхая, солдаты Фихола с любопытством наблюдали незнакомую природу.

Пока ехали по равнине, пейзаж был скучным: поля и поля, где, согнувшись, ковырялись в земле туземцы. Селения располагались в рощах за полями и выглядели серыми пятнами среди травы и колючек. Потом пошли горы, невысокие, но изрезанные и крутые. Фихол думал, что здешние горы смыкаются в единый хребет, но, приблизясь, увидел, что их разделяют долины, через которые здешние земли сообщаются с приморской равниной. Он подумал, что местные жители по зубчатому рисунку вершин могут определять, в каком направлении проходит дорога.

Поля кончились. Всё чаще стали попадаться стада коз и овец – коричневых, с удивительно длинными ушами. Верблюды, лежащие на одном плече среди кустистой травы, были одногорбыми, горб занимал у них всю спину. Привязанные к камням, верблюды что-то жевали, высокомерно поглядывая на проезжавших рядом филистимлян.

Возле дороги валялась дохлая овца, разбухшая, как корова. «Опилась холодной воды, – подумал Фихол. – Ох, и влетит пастухам!»

Пейзаж становился всё более диким, всё меньше людей попадалось навстречу, но это не огорчало Фихола. Он любил охоту, любил ловить рыбу и долго расспрашивал проводника о реке Иордан. Элдаа с почтительным страхом рассказал, как месяц назад в прибрежных песках возле этой реки заблудились мальчики из его селения. Они отправились ловить рыбу и не вернулись. Говорили, будто их загрыз барс.

– Такова была воля Всевышнего, – закончил рассказ проводник.

Сердце Фихола затрепетало, когда он представил у себя в доме в Гате шкуру красавца-зверя.

В пустынных каменистых предгорьях Иудеи им несколько раз встречались пасущиеся зайцы. Тяжёлые, мясистые птицы бегали по земле и свистом предупреждали друг друга о приближении людей. Солдаты безуспешно гонялись за птицами, но потом нашли несколько ямок с яйцами и испекли их в костре. Сам Фихол ел сухую рыбу, захваченную в дорогу, крошил в оливковое масло хлеб и запивал местным вином, хваля его вкус и аромат.

Элдаа рассказывал, какие растения есть в Кнаане и как по ним определяют времена года.

– Нужно смотреть на окраску цветов. Если большинство из них жёлтые, это – Первый месяц, вавилоняне называют его Адар. Начинается тепло. Распускаются «кошачьи глазки». Иврим делают из них мази, отвары, сушат, толкут в порошок и лечатся от разных болезней. Ещё в это время появляются съедобные цветы, у нас их называют «дедушкин обед». Потом идёт красная волна цветов, а как только начнётся голубая – это значит, что кончился Второй месяц. В это время по всему Кнаану цветут «беляночки». Они раскрываются за час до полудня, а к вечеру увядают. А вот этот цветок, похожий на бабочку, открывается перед утренней дойкой овец и закрывается к полуночи. На тех кустах цветы появляются точно в Четвёртом месяце: шары темно-синего цвета.

Фихола не интересовал цветочный календарь. Другое дело – глиняный, с тридцатью дырочками и глиняным же стерженьком. Он хотел выменять такой у проводника, но хивви сказал, что подарит свой календарь наместнику, только не сейчас, а в конце пути.

Солдаты спрашивали у Элдаа, какие плоды можно есть, какими можно лечиться, а от каких следует держаться подальше, потому что они ядовиты. Кроме стручков рожкового дерева, которое вообще не цветёт, а сразу даёт плоды, солдаты в пути жевали смолу мастичного дерева – Элдаа уверял, что от этого дольше сохраняются зубы. Верно это или нет, но Фихол заметил, что зубы у туземцев светлее, и у них не так сильно пахнет изо рта, как у его солдат. Сам он был приучен с детства несколько раз в день полоскать рот морской водой.

Очертания скал то становились круглыми и мягкими, то пугали диким видом, а на горизонте возникали острые края пролома в горной цепи. Поднимаясь, дорога проходила через леса, всё более густые, в тени там паслись стада коз и овец. Элдаа опять сказал, что у пастухов появился король, но Фихол снова не обратил внимания на его слова, поражённый разнообразием деревьев и цветов в кнаанском лесу. Солдаты тоже с удивлением смотрели на расстилавшийся перед ними травяной ковёр. По берегам ручьёв, живых или уже высохших, встречался клён и лавр, платан и дикая слива, боярышник и изящное с золотистой листвой деревце, название которого на здешнем языке напомнило филистимлянам бранное слово. Услышав его, солдаты захохотали на весь лес и больше не восхищались щедростью богов к Кнаану.